— Ага! — Ее лицо помрачнело, темных цветов одежда слегка приподнялась, и под нее я увидела мерцание бронзовых доспехов.

Лицо под свободно свисавших светлой гривой не было молодым, хотя это при золотой, покрытой, как у змеи, рисунком коже народа колдунов угадывалось лишь с трудом. — Даннор бел-Курик — глупец; сожалею о том, что родила его. Когда у вас будет ответ, посланница С'арант, пошлите его Курик бел-Олиньи, и я позабочусь о том, чтобы он был услышан.

— Посланница, вы знаете, что я не в состоянии давать вам гарантии…

— Да, — сказала она и продолжила, обращаясь к Марик: — Моя повозка стоит на улице? — Затем снова повернулась ко мне. — Хорошо, посланница С'арант, скажу вам еще об одном.

Я не могла судить о том, являлось ли такое ее поведение бесцеремонностью по отношению ко мне или оно соответствовало обычаям Кель Харантиша. Я встала и сделала официальный поклон.

— Я слушаю вас, посланница.

— Существует некая Башня, — сказала она и впервые за весь этот долгий вечер сказанное прозвучало ни угрожающе, ни уклончиво. — Вот еще что, С'арант-посланница: не верьте всему, что слышите в той Башне. Не всему, что вы слышите там о нас.

Она вышла, и ее скурраи-джасин двинулась в направление порта.

Блейз вышел следом за ней на крутую дорогу, ведшую вниз с холма.

— Я рад видеть эту женщину со спины, — прозвучал его комментарий. — Сестра, вы очень хорошо говорите на языке Покинутого Побережья. Вы изучили его в Касабаарде?

— В некотором роде, — ответила я и ненадолго задумалась над тем, чему я еще научилась в Касабаарде… и какую цену за это заплатила.

Прошел шестой день, а за ним и седьмой, но выборы все еще продолжались. Я видела только лишь с'ан телестре.

Вечером восьмого дня, когда вторые сумерки сменились звездным светом, ко мне ненадолго зашел Халтерн.

— Они хотят, чтобы в момент солнцестояния здесь присутствовал официальный представитель, — сказал он, усаживаясь рядом с Марик. — Т'Ан Сутафиори предложила вас, но я могу попросить прийти Хакстона, если вы очень заняты.

— Для этого я выкрою себе один день. — Я ни в коем случае не хотела бы лишать себя подобного зрелища и уж совсем не собиралась позволить Сэму Хакстону брать на себя мою работу. — А что там, собственно, происходит? У меня еще не было времени спросить кого-нибудь об этом.

Он поискал взглядом еще съедобные остатки нашего ужина и взял себе кусок черного хлеба.

— Все ждут исхода выборов.

Мне пришел в голову вопрос, задавать который я не намеривалась, но все таки сделала это:

— А Бродин? Что с ним?

— Он ничего не сказал и далее также будет молчать. — Он разжевал хлеб, проглотил, затем посмотрел мне в лицо. — Нет, вы этого, конечно, еще не слышали. Его обнаружили лишь сегодня в полдень. Бродин привел в исполнение приговор, произнесенный ему Т'Ан Сутаи-Телестре. Он отравился в камере. Он мертв.

33. ГОД ЛЕТНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ

Наступил день летнего солнцестояния.

— С этим вы уже опоздали, С'арант. — Марик не скрывала изумления. — Это носят на Земле?

— Да, но это выглядит не так, как должно было бы.

Платья, почти год пролежавшие в сундуке, пахло травами, предназначающее для защиты одежды от насекомых. Я встала, пока Марик ставила зеркало, и перебрала свои прочие аксессуары. Сорочка свободно свисала на уровне талии, жакет же был тесен в плечах и обносился по кромкам.

— О, боже. Ничего себе представительница Доминиона. — Я снова разделась. Снизу, от входа, прозвучал громкий звон.

— Я об этом позабочусь. — Марик выбежала из комнаты, и я услышала, как она спешила вниз по лестнице.

Я опять начала одеваться. Рукава сорочек их хирит-гойена казались мне теперь уже, чем тогда, когда я в последний раз заказывала себе одежду в Таткаэре. С той поры прошел уже почти год.

Сунув ноги в узкие брюки, я зашнуровала на икрах полусапожки из мягкой кожи. Коричневого цвета бекамиловая туника, которую я надела поверх брюк, позволяла мне носить в кобуре вновь заряженный парализатор, скрыв его сзади над бедром.

Я не испытывала к бел-Олиньи из Кель Харантиша и к команде ее корабля. К тому же существовало то неизвестное лицо — кто это, теперь, когда Бродин был мертв, я никогда уже не узнаю, — которое имело любые мыслимые причины пытать злобу к посланнице Доминиона.

Вернулась Марик, когда я уже застегивала пояс, на котором был нож.

— Посланница от т'ан Керри, — она помахала передо мной сложенным листком бумаги, — а скурраи-джасин уже здесь, что бы отвести вас на площадь.

— Уже? — Я сунула бумагу во внутренний карман туники — безрукавки. — Тогда давай-ка в путь.

Черной масти скурраи с рогами, на которые были надеты колпачки, тащил открытую повозку вниз, в центр города. Возницей оказалась молодая говорящая с землей. Грива ее была сбрита, говорила она мало, потому что ей приходилось концентрировать свое внимание на том, чтобы надежно провезти нас через скопление людей. Ворота всех домов телестре, мимо которых мы проезжали, были открыты, и ортеанцы в праздничной одежде толпились во дворах. Свежий ветер с моря уносил запах навоза и помоев. По небу быстро плыли огромные кучевые облака.

Поскольку мы объезжали Путь Короны — он был безнадежно забит людьми и повозками, — то попали на узкие улочки и многочисленные перекрестки в восточной части города. Между высокими стенами домов телестре виднелась лишь полоска голубого неба с сиявшими на нем дневными звездами.

Чем ближе мы подъезжали к площади перед Цитаделью, тем гуще становилась толпа. К своему удивлению, я увидела священников в коричневых рясах, управляющих потоков ортеанцев. Людей из стражи Асше я видела совсем немного. Скурраи-джасин приближалась к площади перед домом-колодцем, и говорящие с землей направили нас с Марик мимо передней лестницы храма.

— Кристи… сюда!

Под одним из навесов, дававших тень обеим лестницам и местам на них, стояла Рурик. Когда она вышла на солнечный свет, ее серебристая грива заблестела словно оперение скворца. В тени мерцала серебряная грива Родион.

Блейз, также стоявший в тени рядом с ними, помахал мне рукой.

— Я думала, что вы уже не приедете. — Рурик взяла мою руку. Она выглядела усталой, но довольной.

— Я что-то пропустила?

— Нет. Все только еще начинается.

Небеленое полотно бросало на пол темно-коричневую тень. С одной стороны от нас стояли саберонцы, а с другой — стражники морской маршальши.

Марик протиснулась с помощью локтей к Блейзу и что-то сказала ему, чего я не поняла, но что наверняка было дерзостью. Человек с покрытым шрамами лицом коротко ответила ей. Поскольку я хорошо знала его, то поняла, что он едва удержался от смеха. Может, она напомнила ему о своих воспоминаниях, связанных с Кирриахом?

— Не могу найти… ах, вот вы где. — Халтерн, переутомленный, как всегда, увидел меня на ступенях лестницы.

«Он все еще считает себя сторожевой собакой посланницы», — весело подумал я.

Загудели рога, загрохали барабаны, имевшие вид натянутых на рамы кож.

В дворе Цитадели стало тихо, собравшись ортеанцы сосредоточили все свои внимание на доме Богини.

Стражники Короны стояли возле закрытых ворот. Блестели плюмажи на их головах и знаки отличия на поясах. При сигнале они обернулись и начали открывать двухстворчатые ворота.

С опор, на которых были закреплены навесы, свисали флажки, трепыхавшиеся под редкими порывами ветра.

Со своего места я могла обозревать всю площадь. Подходы к Пути Короны были забиты народом. У закрытых ворот Цитадели стояла стража. Под навесами толпы казалось морем красок: зеленой, ярко-красной, голубой, золотой, белой и землисто-бурой.

При более длительном разглядывании в этой смеси начинали выделяться рясы и яркие туники с'ан телестре, блестящие рукоятки харуров. Некоторые люди держали на своих плечах аширен.

Недалеко от меня толкалась пестрая смесь из городских торговцев, купцов и молодежи из квартала художников и ремесленников. Женщина в кожаной одежде гильдии наемников, еще одна с украшенной перьями гривой даденийской всадницы и один из посланцев Кварта передавали по кругу бутылку с вином.